Золотая свирель - Страница 149

149

— Не от мира сего… даже стыдно, песий кот. — Зеленые наглые глаза посветлели, в них проглянули симпатия и жалость. — Чудо в перьях. Ладно, пойдем дальше. Выведу тебя, а то прицепится кто-нибудь…

— Ты-то сам кто такой? Больно яркий. Я сперва думала — крашеный.

— Я сказал. — Парень пнул босой ногой засохший крысиный трупик. — Лорд. Крапивный. А это, — он дернул себя за патлы, — дареная кровь проявилась. Что пялишься? Глаза вывалятся.

И впрямь — дареная кровь. Нет, точно, дареная кровь. Араньенская. Лордов Адесты, чтоб мне гореть.

— Ты — маркадо? Меченый?

— Я — Крапивный Лорд, барышня. Высокий лорд помойки, со всех сторон проходящий по Реестру. Хозяин драных сетей и мусорных куч. Повелитель бродяжек. Когда твоя принцесса выпрет тебя пинком под зад — милости прошу в мою вотчину. Получишь крышу над головой и право поселения, — он остановился, — миледи.

Лицо его вдруг стало взрослым, отвердело. В глазах опять заплескался зеленый яд.

— Пришли. Дальше сама топай. Прямиком в Бронзовый Замок. Дома твоя принцесса.

Мы стояли на краю портовой площади. В двух шагах от нас тянулась изъеденная непогодой серая стена таможни, а за нею, на взгорке, виднелись запруженные толпой Паленые Ворота.

— Под утро за ней братец приезжал, Нарваро Найгерт. Забрал красавицу, прежде чем она тут все вверх дном перевернула. Теперь она, может, притихнет денька на три… Как тебя звать, монашенка?

— Леста.

— Язык тебе для чего даден, Леста? Поспрашивала бы людей, чем переться напролом. При своих бы осталась. Бог с тобой. Смотри в оба.

Он махнул рукой и зашагал прочь.

— Милорд! — крикнула я.

Обернулся через плечо. Я подошла, не зная, что сказать. Он провел меня вокруг пальца, но обиды не было. Совсем не было. Ни капельки.

— Ты… тоже назови свое имя. Пожалуйста. Я не из любопытства прошу. Просто… хочу знать, кого мне благодарить за науку.

— Лассари меня зовут. Лассари Араньен.

— Араньен-Минор?

— Еще чего. Араньен, без всяких там Миноров. Только тссс! — Прижал палец к губам, улыбнулся, но глаза остались серьезны. — Это тайна.

Я глядела ему в спину, покуда он не свернул за угол. Голодранец с дареной кровью.

Серединный мир, ну и ну! На каждом шагу — чудеса.

* * *

Мальчишкой быть невероятно трудно и опасно для жизни. Особенно босоногим оборвышем с чумазой окровавленной рожей. С тобой не считаются вообще. То есть, совершенно. Тебя обливают грязной бранью и угрозами просто потому, что ты прошел мимо лотка с пирогами. Тебя спихивают в сточную канаву, так как ты имел наглость идти впереди парочки спешащих куда-то работяг. На тебя наезжают лошадью, а потом вытягивают плетью, чтобы не путался под ногами. Тебя с визгом и руганью прогоняют от фонтана, где ты попытался напиться и смыть кровь. К тебе привязывается каждая шавка, забегает в тыл, лязгает зубами, норовит тяпнуть, и гавкает, гавкает, гавкает! Черно-белая визгливая шавка, впавшая в неистовство при виде тебя.

— Буся, Буся! — знакомый голос с дальнего конца улицы, через головы прохожих. — Буся, сюда, сюда, сюда!

Черно-белая сука скакала вокруг, тявкала и подвывала. Я затравлено оглянулась. И напоролась как на нож — на дурной ненавидящий взгляд.

— Навья! Белая навья! Куси, Буся, куси!

Мгновение паники. Стиснула зубы. Нельзя бежать. Нельзя.

— Эй ты! — крикнула петухом. — Твоя псина? Отзови, или я ее прибью!

Полудурок Кайн не спешил приближаться. Орал издали, из-за спин уличных торговок. Шавка, думая что я отвлеклась, бросилась мне в ноги — я увернулась и сцапала ее за шкуру на голове, между ушей. Тут же вздернула повыше, так, что собака заплясала на дыбках.

— Ты, урод! Суку свою на людей натравливаешь! Щасс башку ей сверну!

Кайн замахал ручищами, и какой-то толстяк, беспокоясь как бы дурак не опрокинул лотки, вытолкал его на середину улицы. Кайн неожиданно бухнулся на четвереньки и пополз по грязи в мою сторону.

— Навья, навья, — выл он. — Пусти Бусю, пусти!

Собака скулила и рвалась, я чувствовала, как у меня ломаются ногти. Толстяк, отряхивая руки, недоуменно смотрел на нас. Одна из торговок поманила его пальцем и что-то неслышно заговорила в склонившееся ухо.

Кайн полз через дорогу, люди отступали и останавливались. Бледные лица — одно, другое, третье — поворачивались ко мне.

— Пусти Бусю, возьми меня! Навья, белая навья, пусти, пусти…

— Эй, пацан. — Какой-то прохожий остановился рядом. — Ослободи животную. Дурак сам не знает, че делает.

Я ухватила второй рукой шерсть на собачьем крестце, размахнулась и запустила псину прямо в Кайна.

— Подавись сукой своей!

Дурак поймал визжащую тварь — и опрокинулся вместе с ней на спину. В тот же момент прохожий стиснул мой локоть.

— Спокойно, Леста.

Шаг в сторону, притирая меня к стене, еще шаг, прохожий боком толкнул меня в дверь какой-то лавки. Звякнул колокольчик. Я вырвала руку и увидела тощий извилистый палец, прижатый к губам.

— Тссс…

Из-под капюшона смотрели два крапчато-серых глаза с большим рыжим пятном в правом.

— Пепел!

Шаги по скрипучей лестнице.

— Чем могу быть полезен прекрасным господам… Проклятье! Вон отсюда, рвань подзаборная! Феттька, лентяй паршивый, ты смотри, какая шушера в лавку забралась!

— Извините… просим прощения… — Пепел сцапал меня за рукав и поволок вглубь помещения, мимо вытаращившего глаза лавочника.

— Ку-ддда? Разбойники, грабители, Феттькааа!!!

— Хозяин, у тебя товар рассыпался! — Пепел ткнул куда-то вбок своей неизменной палкой. Вопли торговца потонули в шелесте и грохоте падающих коробов.

Дверь, темный коридор, еще дверь — мы вывалились в тесный переулок.

149