— Это защита от моря.
Море ворочалось внизу, и каждый вздох его словно бы сопровождался стоном. Ирис нахмурился.
— Пойдем-ка скорее.
Мы ступили на мост. Он вздрогнул и завибрировал под ногами, выгибая подвижный хребет.
— Подвесной, — объяснил Ирис. — На канатах.
Вздохи и стоны неслись из глубины каньона, где вода облизывала камни. У берегов копились обрывки тумана, изъеденные солью, длинные истончающиеся пряди тянулись в море.
— Ааааххх… аааа… — странное эхо множило голос волн, отзвуки взлетали вдоль отвесных стен.
— Море плачет, — прошептала я, прислушиваясь.
Мне вдруг сделалось страшно. Я остановилась, взялась за мокрый, твердый от напряжения канат. Мост дрожал, я тоже.
— Аааааа…
Как надрывно!
Неожиданно холодные ладони стиснули сзади мою голову. Мгновение я слышала только шорох крови в ушах. Я схватила Ириса за запястья, его руки разжались и упали мне на плечи.
— Это не море, — голос его стал бесплотным и бесцветным. — И уши затыкать глупо.
Он притянул меня спиной к себе и обнял, уткнувшись острым подбородком в темя. Руки его перекрестились у меня на груди. Я обалдела от такого поворота, а он сказал мне на ухо:
— Смотри вниз. Она на берегу, почти под мостом.
— Ааахн, ааах, ааа…
Стоны перемежались рыданиями, эхо множило их, перемешивало, разнимало на куски.
Я увидела ее — тонкую белую женщину, стоящую на камне над водой. Она хватала себя за плечи, сгибалась пополам, раскачивалась из стороны в сторону, и непрерывно стонала. Как от непосильной боли или от горя. Длинные волосы то всплывали, то опадали у нее за спиной, снежно-белые на две трети, и на треть траурно-черные. Она обняла себя еще крепче, закинула голову, обратив прямо к нам искаженное лицо, и закричала.
Крик ножом врезался в меня, я выгнулась, чувствуя, как каменеют ирисовы руки. Все внутри — кровь, кости, печенки-селезенки — отозвалось нестройным аккордом. Какая-то жилка в сердце задергалась и принялась завязываться узлами. Эхо гремело, выкручивая страшный голос словно прачка белье, отдельные звуки брызгами разлетались в стороны, и непрерывный стон струей тек вниз, изнывая, вытягивая живые соки из тела и тепло из души.
Небо опрокинулось, звезды роились, складываясь в немыслимые созвездия, холодным крапом опадали на лицо, и тишины не было — все тело кричало и кричало жутким белым криком, и никак не могло остановиться. Потом мир повернулся каруселью — передо мной оказался Ирис с закушенной губой; волосы его бились и развевались как флаг в налетевшем ветре, внизу гудел прибой и пена взлетала аж до моста.
— Аааа… — выдохнула я.
— Лесс, — позвал Ирис. — Лесс…
— Что это… было?
Он облизнул губы. Зрачки у него расширились, взгляд сделался чернее ночи.
— Перла, — с усилием выговорил он. — Прекрасная плакальщица. — Волосы плеснули вперед, засыпали Ирису глаза. Я видела только бледные губы на слепом лице. — Она оплакивала… кого-то из нас.
Меж раздвинутых ставен синела полоска неба, в темную комнату струился холод. Сырой ночной холод конца лета. У меня замерз нос, от того я и проснулась.
Тихо. Темно. Из-за гобеленов, отгораживающих принцессину спальню, не пробивалось ни лучика света. Мораг, наверное, тоже спит. Напилась своего гадкого хесера, и спит.
Здесь еще хорошо, а каково у меня в гроте? Вот уж где дубняк… Впрочем, ставни надо прикрыть. Я вылезла из-под тяжелого одеяла — какие-то роскошные мягкие шкуры, подбитые скользким атласом — и, не обуваясь, направилась к окну. Вспомнилось вдруг — стеклянная искорка, сверкнувшая мне в глаза с замковых высоких галерей, когда сегодня утром мы с Пеплом топали через площадь… или это было уже вчера? Не Мораг ли выглядывала из этого окна? Интересно, видно отсюда площадь?
Я отворила ставни пошире. Ночь была пасмурная, зябкая, на тяжелом небе — ни звездочки. Черный город растекся внизу, бесформенный и бессветный, как пепелище. Река сливалась с небом, противоположный берег терялся. Казалось, город застыл на краю земли. Я перегнулась через подоконник, глядя вниз, в сумрачную пропасть одного из внутренних дворов. Рыбьей чешуей поблескивала черепица крыш, в узком промежутке, меж сдвинутых фахверковых скворешен, виднелся гребень замковой стены, очерченный далеким отблеском факелов.
— Укройся чем-нибудь, — голос Мораг раздался неожиданно, и как бы из пустоты. — Тебя продует.
Я оглянулась, но темная комната была пуста. Откуда она говорит?
— Прости, — сказала принцесса чуть тише. — Это для храбрости. Я, знаешь ли, робею. Сейчас выветрится.
Она где-то снаружи?
— Мораг? — позвала я шепотом.
В ответ что-то скрипнуло.
— Я же просила тебя укрыться. Ну что ты как маленький…
Голос удалялся. Мораг еще что-то говорила, но я уже не могла разобрать. Странно. Причуды эха?
Я легла на подоконник животом и высунулась как можно дальше. А-а! вот оно откуда! Звук доносился из-за угла, соседняя галерея оказалась далеко вынесена на консолях и почти утыкалась в стену принцессиных покоев. Забавно, а двор внизу такой широкий… Значит, Мораг вовсе не спит, а ушла к кому-то в гости. Интересно, который час? Город темен как бездна, похоже, сейчас глухая ночь. С кем она там? А что, если пройти через принцессину спальню к другому окну?
Прикрыв рамы и ставни, я немного потопталась, пытаясь справиться с любопытством. Конечно, мне нет никакого дела, где шарахается наше бесценное высочество по ночам. Имеет право, тем более, она у себя дома. Но я замерзла, и сна уже ни в одном глазу. Да и что такого страшного, если я выгляну в окно? Только обуюсь, а то ноги совсем оледенели, даром тут ковры повсюду…