Золотая свирель - Страница 231

231

Они уезжают!

Конечно, они уезжают. С чего ты решила, что они будут ждать тебя, глупая? Они даже не знают, где ты находишься!

Значит, никого не осталось.

Нет, остался. У тебя на руках больной, и даже если бы его жизнь сейчас не была приравнена к жизни Скаты, ты, Леста Омела, лекарка для бедных, все равно вернулась бы к нему и выхаживала его. Потому что… потому что потому, что тут объяснять, и так все ясно.

И я вернулась к нему, и растопила печь, и согрела воды, и перестелила постель, и заново перебинтовала мокнущие раны, и опять примотала руку к корпусу, и напоила больного горячим, и сидела с ним долго-долго, бормоча бабкины заговоры, заглаживая и заравнивая воздух над его мечущимся в жару телом. Он почти не приходил в сознание. Лихорадка накатывала с новой силой, стоило мне отвлечься на другие дела. Мне казалось, я отгоняю ее бесконечным «пшла, пшла, пшла!..», размахивая мокрой тряпкой, а она, как бешеная собака, рыщет и кружит около нас, ждет, когда я зазеваюсь и норовит вцепиться.

Было уже далеко заполдень, когда я решилась оставить Рохара ненадолго, чтобы разыскать гостиницу, где мы вчера остановились. Хозяин рассказал, что Ратер заходил рано утром, ужасно огорчился, что не нашел меня и просил передать, что он вместе с монахами уезжает в Амалеру. Наш фургон и лошадь все еще стояли в конюшне, и я продала их хозяину за пару золотых. Продешевила, конечно, но мне надо было скорее возвращаться, а прежде купить в городе красного церковного вина, меда, уксуса, камфоры, терпентина или льняного масла и какой-нибудь еды.

И опять, до поздней ночи — бормотание заговоров, обихаживание больного, возня с печкой, а в промежутках — распугивание крыс и раскапывание барсучьего барахла. Нашла аж три штуки шикарных меховых плащей, похоже, ни разу не надеванных. Стряхнув с них шелуху высохшей пижмы, я укутала больного. Среди кошмарного тряпья и побитых молью лохмотьев обнаружилась хорошая одежда, правда, только мужская, зато подходящего размера. Я развесила ее просушиться у печи. Будет что натянуть бандиту на мослы, когда он встанет. Испачканные простыни и бинты я не стирала, а сваливала в большой кожаный мешок, благо у Барсука оказался невероятный запас всего чего можно. Несколько сундуков оказались доверху забиты штуками полотна и тонкого холста, лежалого и поеденного жучками, зато совершенно чистого. Куда он столько копил? С собой в могилу все равно не унес. Зато нам пригодилось.

Ночью мне снилась бешеная собака, она бродила где-то во тьме, за краем освещенного круга, я слышала ее хриплое жадное дыхание и цоканье когтей по утоптанной земле. Под утро меня разбудили, называя Золей, принялись просить прощения, каяться во всех грехах и клясться, что поймают и пожгут какого-то упыря. Я согласилась и на Золю, и на упыря, и на все на свете, но все равно пришлось проснуться, зажечь свет и продолжить сражение с бешеной собакой уже в реальности.

Следующие трое суток, а может, четверо, а может, и больше… слепились в какой-то серый невнятный ком. День и ночь перемешались, из-за сомкнутых ставен в комнате царил полумрак, хотя сами окна я открывала, чтобы проветрить. Мне было все равно, что там, снаружи — утро, вечер, солнце, дождь, осень или уже зима. Время от времени я надевала какое-нибудь старье поприличней и через дворы выходила в город — купить еды, молока или каких-нибудь снадобий. Все остальные нужды удовлетворял безжалостно разграбляемый дом покойного ростовщика.

Я здорово уставала, хотя по большей части просто сидела на постели рядом с больным. Я и спала тут же, рядом с ним, держа его за руку или касаясь плеча. Так было легче охранять его от бешеного пса. Холера черная и все тридцать три лихоманки! Порой мне казалось, что нас не двое, а трое в этом доме — я, Рохар Лискиец и бешеный пес. Ну, не считая полчищ мышей и тараканов, впрочем, они нам не мешали.

Рохар зарос седой щетиной и оказалось, что он гораздо старше, чем мне привиделось в начале. Или его болезнь так измучала? Из обрывков бреда я узнала, что у него была длинная и полная приключений жизнь, что он успел застать Принца-Звезду, сражался на той самой войне с Драконенком, на которую я, трудами Левкои, так и не попала, служил у лорда Ракиты и участвовал в мятеже Эрао Бастарда. Я мало знала про то время, но все равно было странно слышать имена из позапрошлой жизни, когда Леогерт еще был молод и в силе, Каланда не приехала в Амалеру, а Нарваро Найгерта и Мораг не существовало вовсе.

* * *

— Сестренка…

Он столько раз называл меня разными именами, что я не сразу поняла, что окликают именно меня, а не Золю, не Раюшку, ни какого-то Морено, и даже не Альбу Макабрина.

— Привет, бродяга. — Я присела на край постели, сдвинула влажную тряпицу и пощупала ему лоб. — Хорошо что ты очнулся. Я курицу сварила, буду тебя кормить.

— Сестренка. — Он улыбнулся запекшимися губами, глаза у него были мутные и воспаленные. — Все-таки не бросила старину Рохара, добрая душа. Где мы?

— Не помнишь, как сюда добрались? Это дом какого-то Барсука, ты мне его сам указал.

— Сколько… времени прошло?

— Дней пять. Меньше недели. Точно не знаю.

— Ты тут… так со мной и сидишь?

— А что делать? Тебя же оставить нельзя, бандит ты эдакий. Ну-ка, давай я тебя лекарством напою, а потом поедим.

Он выпил теплого отвара, но встать мне не позволил. Свободная рука вышелушилась из-под меховых плащей, уцепила меня за запястье.

— Постой. Звать-то тебя как, сестренка?

— Леста.

— Молодая ты. Совсем молоденькая. Я… не в братья, я в отцы тебе гожусь. А то и в деды. Охота девчоночке такой… со старой корягой возиться?

231