— Вот такая, — я расставила указательные пальцы. — Дюймов восемь без малого. Ирис сделал ее при мне из тростинки. Но на самом деле она золотая. На ней резьба: полоски и зигзаги и надпись каким-то старым, не известным мне письмом.
Эльго уважительно покивал.
— Настоящий артефакт.
— Что?
— Слово умное знаю. Артефакт. В нашем случае — волшебный предмет. Что еще расскажешь?
— Еще… После того как она исчезла, я слышала… слышала ее голос. Слышала, как она играет. Где-то здесь, в холмах. Но в холмах ее не было. Или я ее не нашла.
— Ага, — обрадовался грим, — Уже что-то. Как тебе ее услышать удалось?
— Не знаю… Я не хотела слушать что там поет Пепел, а чтобы отвлечься, начала прислушиваться… к пустоте… к пространству за звуками, где собиралось эхо… там не было самих звуков, понимаешь, там были одни отголоски… Я… услышала эхо ее голоса… свежий след, понимаешь? Потянулась — и догнала. Я ощутила направление, ощутила, что она близко…
— Вот! — Эльго щелкнул волосатыми пальцами. — Вот именно! Э-э… Кхм-кхм… — он закатил глаза, набрал в грудь побольше воздуха, взмахнул флягой и заревел:
— Я выйду, мама,
С рассветом рано,
Сорву я розу
Алее раны.
Я выйду, мама,
С зарею светлой,
Сорву я розу
Свежее ветра…
Хитро прищурился на меня и добавил громкости:
— Ай, садочек под горой
Сторожит садовник злой!
Мне захотелось зажать уши.
— Покойников распугаешь, — вякнула я. — Расползутся как тараканы…
— Покойники — свои люди, — отмахнулся грим. — Я зря, что ли, стараюсь? Ты давай, слушай что там надо слушать…
Зачем мой милый
Залог свой просит —
Цветную ленту,
Атласный пояс?
Зачем мой милый
Обратно просит
Атласный пояс
С каймою пестрой?
Ай!!!
Садочек под горой
Сторожит садовник злой…
Он меня просто оглушил. Я сжала виски. В пальцы толкалась кровь. Эхо, где эхо? Я искала пространство отголосков, но навязчивый ритм крови путал и отвлекал.
Я стиснула зубы. Стук, стук, стук… До, ре, ре диез…
Фа, соль, соль диез. Фа, соль, фа…
— Есть!!! — задохнулась я. Вскочила, указывая трясущимся пальцем. — Там! Там!
— Где? — воодушевился грим. — В городе?
— Нет, дальше. За городом. За рекой. На западе. Пойдем! — я схватила его за рукав. — Бросай все! Пойдем скорее!
Я потащила его по тропинке к оврагу, к ветхому мостку через безымянную речку. Мне было совершенно все равно что мостик пляшет и извивается под ногами. Через новое кладбище мы бегом пробежали. Мимо будки сторожа — к портовой площади.
Пока мы пили трофейное вино на могиле, на город спустились сумерки. Над рекой повисла луна, низкая и прозрачная, словно вырезанная из шелковой органзы. Ворота были распахнуты, везде сверкали огни. В воздухе висел неумолчный гомон. На площади горели костры, сразу с нескольких мест, перебивая друг друга, лилась музыка. Возбужденную разряженную толпу в разных направлениях то и дело прошивали длинные вереницы танцующих. Россыпью сверкали разноцветные фонарики на мачтах, река была усеяна лодками — большими и маленькими, с парусами и без.
— Не слишком-то я люблю проточную воду, — бурчал грим, проталкиваясь к спуску на причал. — Прямо скажем, не мое это дело, по рекам плавать… Вот ежели ты сама меня перевезешь, тогда другой разговор…
— А мостик-то перешел.
— Так то моя территория.
— Нам надо нанять лодку… только я без гроша. Эльго, у тебя есть деньги?
— А как же. Дай-ка ладошку…
Он схватил мою протянутую руку и сунул здоровенный свой кулачище мне в ладонь, заставив обхватить его пальцами. Глянул поверх моей головы и присвистнул:
— Эгей! Вот это да!
Я обернулась, но ничего особенного не увидала. Взглянула на своего спутника — и разинула рот.
Он исчез. А в руке у меня лежал кошель величиной с детскую голову. Или с кулак Эльго. Судя по его тяжести, под завязку набитый монетами. Гуляющие толкались вокруг, разговаривали, смеялись… никто ничего не заметил.
Первый же лодочник, увидев серебро, сделал приглашающий жест. Прижимая к животу кошель, я забралась на корму.
— На ту сторону. И побыстрее.
— Барышня хочет полюбоваться на "огневое колесо"?
— Не хочет. Мне надо на ту сторону реки. Если поспешишь, получишь в два раза больше.
Он сел на весла и принялся выгребать из лабиринта снующих туда-сюда суденышек.
— Что же за дела такие срочные, что в разгар праздника ты город покидаешь, а, барышня? — не унимался лодочник.
— Не твое дело.
— Ой, как грубо! Как невежливо! Да еще в такой день. Святая Невена отвернется от тебя, барышня.
Я пожала плечами. Порт, сверкающий россыпью цветных искр, вместе с громадой города медленно отплывал назад. С реки было видно, что периметр городских стен украшен цепью огней, а на башнях горят костры.
Лодка остановилась, приподняв весла над водой.
— Может, подождем, красавица? — улыбнулся лодочник, — Скоро "огневое колесо" запустят. Грех такое пропускать!
— Греби себе, не тормози. Обратно поплывешь — любуйся на здоровье.
— Никак за тобой волки гонятся? — он снова взялся за весла.
— Никто за мной не гонится.
— Так куда же ты спешишь?