Я почти ткнулась носом в прохладный бок скалы. Камень не был однородным. Кристаллики кварца сияли, как крохотные звездочки, слюдяные чешуйки таинственно посверкивали, сотнями оттенков переливалась сиренево-розовая плоть, справа окрашенная тенью, слева обесцвеченная солнцем, местами напоминающая сахарный слом экзотического фрукта арбуза, а местами — кору старого дерева. Известковая глазурь размазалась длинными потеками, черный лишайник прилепился резной бархатной розеткой…
— Шаг в сторону — и то, что ты знаешь как камень, превращается в ствол дерева. Еще шаг — и ты уже не ты, а рыжий муравей, ползущий по этому стволу. Еще шаг — и ты не муравей, а капля росы, стекающая в трещину. А еще дальше — мир теряет знакомые очертания, и ты уже не знаешь, как назвать себя, ты уже не понимаешь кто ты вообще есть — живое существо? Кристалл? Ветер?
Но так я потеряю себя…
— Э, а вот этого не бойся. Это совсем не так просто. В нас, в человеках, заложена такая мощная защита, что сломать ее практически невозможно. Человеческий разум очень гибок. Твоя личность как ветка ивы — гнется, но не ломается. А если сломается…
Если сломается?
— …то не стоит и жалеть о ней.
Внутри у меня опустело. Захлопнулись двери, упали засовы, защелкнулись замки. Пустота. Мысли, страхи, вопросы и беспокойство — все они остались снаружи — колотить в запертые ставни, кричать, грозить и топтаться на крыльце.
Я не ощущала ни камня под ладонями, ни амаргиновых рук поверх.
— В нашем случае всего-то требуется — заглянуть в ту часть реальности, где скала не является скалой, а существует в виде, например…
…шатра. Большого шатра с тяжелым войлочным пологом…
Ну, хотя бы так. Ты чувствуешь, каков этот войлок на ощупь? Какой он плотный, тяжелый, словно бы чуть влажный, но не от воды, а от того волосяного сала, что осталось в овечьей шерсти. Чувствуешь, как покалывают ладони упругие ости шерстинок… как пахнет этот войлок, кисловато, зверино, душно… видишь… видишь его спрессованную волокнистую плоть, глухо-серую, с отдельными цветными ворсинками… отодвигай его… вот так, снизу-вверх, пальцами его не ухватишь… вверх и в сторону… видишь, открывается проход… темный проход вглубь шатра…
Иди туда. Иди.
Иду.
— Ну вот, — весело сказал Амаргин, потрепав меня по щеке. — Прошли как по маслу. Почти все ты сделала сама, я только вывел тебя на дорожку. Что ж, это внушает определенные надежды.
Я проморгалась, привыкая к полумраку. Тускло мерцало золото, чуть дальше, над неподвижной водой озера висело туманное полотнище дневного света. Амаргин сел на выпуклый горб щита и принялся разуваться.
— Как все… неожиданно, — пробормотала я.
— У меня нет времени рассусоливать, — проворчал маг. — Без тебя дел хватает. Мы сюда не просто так пришли. Снимай обувь.
— Пойдем к мантикору?
— Да.
Мы пересекли озеро по высокой воде и свернули налево, в студеную темень, за обломок скалы, оплетенный известковой бородой. У входа в малый грот я остановилась, нашаривая корзину в щели между камнями.
— Оставь. — Амаргинов голос прозвучал сипло и глухо. — Рыба нам не понадобится.
Он взял меня за руку и потянул за собой. Мы вместе шагнули сквозь липкую, как паутина, пленку мрака.
В первый момент мне показалось, что мы вошли не в малый грот, а в какое-то другое место. Но это только в первый момент.
Дышать здесь, как всегда, было нечем. Обычный выдох оказывался непозволительно длинен, а поспешный вдох не спасал; голова тут же муторно закружилась. Белесо-бледная, на две трети разбавленная мертвая вода заполняла грот почти на высоту моей груди, и неприятно напоминала стоялый мутный рассол.
— А… где мантикор?
Голос мой сполз до шепота. Но прежде чем Амаргин ответил, я увидела его — в двух шагах от нас, огромной бесформенной грудой, фосфорным, тускло тлеющим под водой пятном.
— Как??!
У меня немедленно сбилось дыхание. Я принялась кашлять, сгибаясь пополам, едва не окунаясь носом в зеленую жижу, пока волшебник изо всей силы не двинул ладонью мне промеж лопаток, словно я поперхнулась — как ни странно, дыхание восстановилось.
Амаргин подтолкнул меня вперед.
— Парня надо вытащить.
— За…зачем? Он же… его же… ты же сам…
— Осторожно, располосуешь себе ладонь! Не трогай его. Берись за обрывок цепи.
Под опалесцирующей поверхностью воды распласталось на боку длинное драконье тело, мощные лапы вытянуты, человечий торс неловко вывернулся, одна рука откинута в сторону, вторая брошена поверх лица. На груди разлеглась толстой змеей оборванная цепь — я погрузила руку в воду и ухватила ее. Амаргин, в свою очередь, нашарил конец другой цепи.
— Потащили.
— Ку… да?..
— Наружу. Не болтай, а тяни. Пока вода не спала, мы его вытащим.
Я потянула за цепь, локоть мантикора съехал с лица — и я мельком увидела темные провалы глазниц. Кажется, глаза его были открыты.
— Не зевай!
Огромное тело неожиданно легко сдвинулось, поволоклось по дну следом за нами. Мы миновали границу мрака, вывалились в полутемный закоулок большого грота, где сразу же стало легче жить, дышать и двигаться. На повороте длинный мантикор застрял. Амаргину пришлось сбегать на берег и приволочь гигантский меч в ножнах, с помощью которого нам удалось Дракона развернуть. Меч бросили тут же, а мантикора отбуксировали в озерко и попытались вытащить на берег хотя бы частично. Однако, даже чуть-чуть показавшись над кромкой воды, он сделался абсолютно неподъемен.
— Не трогай его, говорю! — заорал на меня Амаргин, когда я бросила цепь и попыталась ухватить мантикора за плечо. — Отрежешь себе пальцы и не заметишь. Гляди, вон уже подол раскроила. Не трогай малыша. Пусть так лежит. Сейчас отлив, к вечеру здесь вообще сухо будет.